Авторские заметки о путешествии по Африке
На написание «Мамы-Африки» у меня ушло два года. За это время были пересмотрены все известные фильмы и видео о «чёрном континенте», было перечитано множество приключенческих романов, сборников африканской поэзии и воспоминаний путешественников, были прослушаны гигабайты этнической музыки, а так же выпиты десятки напитков с профессиональными путешественниками и трэвел-блогерами. Отдельным подарком судьбы стало приглашение бельгийского режиссёра сняться в тизере фильма, где действие происходит в Найроби. Накопленный «багаж» и впечатления от кенийских съёмок помогли мне написать не фейковую, а колоритную, и, надеюсь, увлекательную историю. В неё хотелось написать как можно больше. Но драматургия — наука строгая. Она беспощадно отсекает всё, что не является частью сюжета. Поэтому я решил поделиться с вами тем, что не вошло в историю, но может оказаться любопытным и познавательным.
***
Работая и путешествуя в Кении, я с жадностью впитывал всё, что касается Африки, В тот день мои съёмки начинались в пятнадцать часов. Чтобы не терять драгоценное время я решил исследовать окраину Найроби.
В столице Кении нет зоопарка. Вместо него на границе города и саванны построили «Жирафовый центр».
Покупая входной билет, туристы получают ведро с вкусняхами. Это даёт возможность покормить животных из рук, а заодно и пофотографировать их. А жирафам, бородавочникам, зебрам, антилопам и другому экзотическому зверью теперь не нужно бродить по саванне в поисках воды и пищи. Такой вот придумали бартер.
***
В один из дней я решил прокатиться в Карен-Таун. У подножия холмов Нгонг до 1931 года была кофейная плантация, принадлежавшая датской писательнице Карен Бликсен. В этом районе она жила и написала автобиографическую книгу «Из Африки», по которой в 1985 году Сидни Поллак снял одноимённый фильм.
В России маршрутки принадлежат государственным АТП и это привычно. В Кении же каждый микроавтобус принадлежит отдельному частному лицу или частной компании, и каждый владелец старается, чтобы его «матату» выглядели как можно ярче, круче и привлекательнее: одна машина разрисована разноцветными масками, другая — символами адинкра, третья — танцующими человечками и так далее.
С порога этих маршруток свисают зазывалы. Голос почти у каждого надорван, потому что внутри обязательно установлен сабвуфер, из которого долбит регги и его постоянно приходится перекрикивать.
Итак, ранним утром, с трудом разбирая замес из английского и суахили, я наконец-то нашёл необходимое матату, и пробрался вовнутрь.
Не смотря на яркие рисунки снаружи, внутри матату царил настоящий стим-панк: рваные куски железа на полу и потолке, искорёженные сидения, нарисованный портрет Иисуса — на одной стороне, и плакат с изображённой топлес немецкой порноактрисой, напротив. Передо мной сидел чернокожий мужчина в дорогом деловом костюме. Рядом присела упитанная домохозяйка с авоськой пластиковых бутылок и петухом под мышкой. Умопомрачительности этому «замесу» добавляли газ и копоть, которые затягивало через открытую дверь (в целях экономии, все матату заправляются самым дешёвым бензином).
Пекло и на улице, и внутри, и пока набивались последние пассажиры, остальные «припотели» друг к другу достаточно плотно. Лишь домохозяйка не придвигалась ко мне и сохраняла между нами приличное расстояние. Я сказал ей, что разрешаю придвинуться, но она ответила, что не хочет стеснять «мзунгу бвана» (то есть «белого господина»). «Ну, хорошо, — подумал я, — значит, теперь я — белый господин».
Зазывала помог втиснуться последним желающим, свистнул водителю, повис на поручне, и матату поехало к окраине столицы.
***
Центр Найроби. Для съёмок сцены, где мой герой избивает чернокожего охранника, продюсер снял в аренду площадку на теннисном корте. Съёмочная группа приехала заранее. Разгрузились, разместились, переоделись, загримировались, уже готовились снимать, и вдруг обнаружили, что местный актёр, с которым я должен был драться, до сих пор не приехал. Позвонить ему не могли, потому что жил он в трущобах и денег на покупку телефона у него не было. В общем, процесс остановился, солнце «уходило», а напряжение нарастало.
Он появился спустя полтора часа. Продюсер готов был наброситься на него с кулаками: аренда корта даже по европейским меркам дорогая, команда «Мотор!» должна была прозвучать ещё в 15 часов(!), и так далее, и в том же духе. Кениец спокойно дослушал его тираду, ответил: «Зато я живой» и, как ни в чём ни бывало, ушёл переодеваться. Ну, что тут скажешь? Железный аргумент.
***
У большинства кенийских женщин проблемы с волосами. Главная биологическая особенность этого народа — короткие, ломкие волосы-холмики. Поэтому в каждом супермаркете продаются упаковки с натуральными локонами для богатых и искусственными — для тех, у кого с деньгами проблемы. Многие копят себе на волосы несколько месяцев, затем идут к парикмахеру, который за несколько часов вплетает эти локоны в клиентские и создаёт неповторимую причёску.
Дреды, «пальмы», «ирокезы», «осьминоги», бесчисленные виды косичек и «узлов убанту» — за время пребывания в Кении я видел сотни вариантов причёсок, и не помню даже двух одинаковых. Но любая из этих причёсок, по местным меркам, – весьма дорогое удовольствие. И чтобы не разрушать её, женщины моют голову раз в полтора — два месяца. Естественно, что при регулярной жаре за тридцать, голова потеет. Чесаться — не прилично и не красиво. Поэтому, общаясь с мужчинами, кенийские женщины иногда деликатно постукивают себя по голове. Выглядит это забавно.
***
В тот вечер я возвращался из Национального парка. В матату ко мне подсела девушка. В Кении белый человек всегда вызывает интерес, поэтому мы легко разговорились. Оказалось, что Шерон восемнадцать, учится на журналистку в местном колледже. Болтая, мы сравнивали наши страны, искали, что в них общего и чем они отличаются. Но когда мы заговорили о еде, девушка замолчала, а потом и вовсе попросила говорить о чём – то другом. Вскоре она призналась, что иногда за еду и воду убивают. А ещё, что уже не может смотреть на хлеб, потому что вторую неделю в её доме на завтрак лишь мамри (жаренные в масле хлебные шарики) и вода.
Мы выходили на конечной остановке, и я решил угостить её кофе.
— Может сюда? — осторожно указала Шерон на KFC.
— Фаст-фуд?!
— Если можно.
— Ну, хорошо, — ответил я и пошёл заказывать.
Через несколько минут я принёс ей поднос с кусочками курицы, картошкой фри и капучино. Она посмотрела на меня, затем — на еду, и расплакалась:
— Вы исполнили мою детскую мечту. Это ведь очень дорого.
— Да нет, это даже дешевле, чем в России.
— Все мои подруги мечтают об этом кафе. А я попала сюда первой.
***
На многих улицах Найроби стоят машины с надписью «Чистая вода». В стране, где половину населения живут на 15 долларов в месяц, купить бутылку воды в магазине для многих считается дорого. Зато можно подойти к такой цистерне даже с пол-литровой бутылочкой и всего за несколько шиллингов продавец нальёт тебе попить.
Как-то раз я проходил не далеко от трущоб и заметил, что за мной увязались три подростка. А как раз накануне мне рассказали, что недавно обитатели трущоб избили туриста из Германии за то, что он зашёл на их территорию без оплаты «пошлины за вход».
Подростки тихо о чём-то переговаривались и не отставали. Не понимая, что происходит, я повернулся:
— Что вам нужно? — спросил я самого старшего.
Тот, словно опасаясь удара, сделал шаг назад. Несколько секунд троица молчала и смотрела на меня исподлобья. Наконец, самый низкий из них осторожно указал на торчащую из моего рюкзака надпитую бутылку:
— У белого господина есть вода. Он может подарить её?
Я молча посмотрел на него, затем — на остальных. И вдруг увидел в них обычных детей. Настоящих, искренних, столкнувшихся с необходимостью выживать, но совсем не озлобленных.
Я протянул бутылку низкому, но он сразу же передал её большому.
— Видимо он у них главный, — подумал я и улыбнулся.
Главарь отпил примерно треть и передал её среднему. Пока средний и младший делили и допивали воду, старший сделал шаг, и уже без малейшего опасения, протянул мне руку:
— Ты-суперчеловек.
Я улыбнулся и ответил рукопожатием:
— Мог бы просто сказать «спасибо».
Парень посмотрел на меня с хитринкой и кивнул на стоящую неподалёку машину «Clean water»:
— Если купишь ещё бутылку, скажу.
Я купил им три. И пока продавец наливал, я смотрел на довольные лица подростков и что-то во мне переворачивалось. И снова хотелось улыбаться.
***
В Кении часто воруют. Естественно не все и не у всех, но всё же.
Белого человека здесь часто называют господином. Его уважают и даже боятся. На каком-то подсознательном уровне. Но если появляется возможность заполучить его деньги или вещи, его обязательно обчистят. А самым распространённым является воровство одежды и обуви.
Примерно так же относятся и к богатым местным. Считается, что если человек разбогател, значит, он занимался чем-то нехорошим.
К тому же состоятельные люди всячески демонстрируют свою состоятельность. Это такая местная фишка. И если по улице едет дорогое авто, то какого-нибудь ядовито-зелёного цвета. Стёкла будут опущены, водитель будет в ярко–розовой или жёлтой одежде, с золотыми часами, браслетом и цепями со стразами. Украсть у такого тоже не считается зазорным. А воруют, в основном, автомобильные колёса и рули.
Чтобы обезопасить своё авто, владельцы нанимают масаев (ради такой работы те специально приходят из саванны). Поэтому часто на стоянке перед молом можно увидеть забавную картину: стоит спорткар или джип, а рядом – охранник в набедренной повязке и с копьём в руке.
***
На том же продуктовом рынке (кстати, очень колоритное место) овощи и фрукты продаются не на килограммы, как мы привыкли, а поштучно. Потому что денег на большую покупку не хватает. Поэтому можно купить «вот ту среднюю помидорку, и вот эту маленькую». Или просто маленькую за пару шиллингов. Но забавно другое. Вот идёшь ты вдоль прилавков и видишь добротную чернокожую женщину. Перед ней пирамидкой — маленькие помидоры или манго, далее — средние, большие, и тут же — руль от японского внедорожника. А у другой добротной продавщицы — те же фрукты, а между ними качественный итальянский ботинок. Один. Видимо, всё-таки стырили. А вдруг пригодится какому-то инвалиду.
***
Кстати об инвалидах. В тот день я решил побывать в африканской деревне и выехал из Найроби. Примерно через час езды, я заметил селение с глиняными домами и вышел на ближайшей остановке. После того, как матату уехало, я осмотрелся и увидел сидящего на земле мальчишку лет десяти. Обе ноги его были неестественно вывернуты. Видимо, после неудачно сросшегося двойного перелома. Поэтому он перемещался на руках. Казалось бы, обычный попрошайка, каких тут тысячи. Но нет. Я не заметил в нём ни капли страдания. Не обращая на меня внимания, он смотрел куда-то в небо и улыбался. Я подошёл и протянул ему большую конфету (такую сосательную, в виде изогнутой палочки). Он взял и поблагодарил. Я уже повернулся, чтобы уйти и вдруг услышал:
-А что это?
Я повернулся и с недоумением посмотрел на мальчика:
— Конфета.
— Для чего она? — искренне спросил ребёнок.
— Ты что, никогда не ел конфет? — удивился я.
— Не ел. Её, наверное, сложно есть, она же твёрдая.
Я увидел, что ребёнок действительно не шутит. Я присел перед ним и размотал конфету.
— Так… Держи… Теперь лизни её.
Мальчик, глядя на меня, улыбнулся, затем осторожно лизнул, потом ещё раз, и неожиданно просиял:
— Ого, она такая вкусная! Очень вкусная! Спасибо, мзунгу бвана!
Он неумело облизывал конфету, улыбался и благодарил меня снова и снова. А я смотрел на этого маленького человека и восхищался. Он не думал о своей инвалидности и нищете. Он радовался. По-настоящему, искренне. Он это умел.
— Ты большой молодец, ты — как солнце.
— Я всегда такой, — ответил мальчик и снова улыбнулся.
Я отдал ему все оставшиеся конфеты и ушёл. А вечером, в гостиничном номере, я листал в телефоне «контакты», периодически удаляя номера всегда недовольных и ноющих.
***
Все мои коллеги советовали обходить трущобы. Известны случаи, когда «чужаки — экскурсоводы» проникали туда с туристами, и возвращались голые, без денег, а особо дерзкие – со сломанными рёбрами. Поэтому, используя связи всезнающих таксистов, я нашёл охранника и гида из местных. Они гарантировали мне неприкосновенность, потому что часть оплаты за их услуги уходило «крышующим».
Однодневной экскурсии в «слам» (так называют эту территорию местные), хватило, чтобы получить одно из самых ярких и сильных впечатлений. Я не буду опускаться к нравоучениям. Скажу лишь одно: после этого короткого путешествия моё мировоззрение изменилось.
Трущобы Найроби — это две огромные территории в центре и на окраине. Это – десятки гектаров, где проживают тысячи и тысячи нищих и необразованных. Чаще всего их жилища построены из картона, фанеры и жести. Особо усердные построили домики из глины.
Спят в трущобах в основном на полу. Некоторые — прямо на земле. Здесь на каждом углу продаётся самодельный уголь. Стоит он дёшево. Чтобы не замерзнуть, люди разводят из него костёр и греются. А на ночь горячие угли засыпают землёй и спят на них до утра, свернувшись калачиком.
В сламе очень много детей. Большая половина из них никогда не ходили в школу. Здесь каждый ребёнок выживает, как может. Я видел пятилетнего мальчика, у которого умерли родители. Он живёт на тротуаре, спит на выброшенной спинке от дивана и питается тем, что подадут соседи или прохожие.
Во многих местных семьях сохранилась племенная традиция «угостить дорогого гостя женой». Естественно, никто при этом не предохраняется. Кения занимает одно из лидирующих в мире мест по количеству ВИЧ-инфицированных. И если, после такого «угощения», жена заболевает СПИДом, муж нередко выгоняет её из дома. Такие жёны собираются в группы, строят большие шалаши, где, чтобы заработать на еду и лекарства, изготавливают дешёвые сувениры для туристов. Там же они живут и там же умирают.
В трущобах я видел много, по нашим меркам, шокирующего. Но больше всего меня поразило количество весёлых людей.
— У них такая тяжёлая жизнь. Почему же они улыбаются, смеются, поют, танцуют и искренне радуются по малейшему поводу? — спросил я у гида.
— Всё просто, — ответил он, — они не знают, доживут ли до завтра. Поэтому каждый день они живут, как последний…
(конец ознакомительного фрагмента)